Кубанская кордонная линия
Вхождение России в «большой европейский концерт» и выход на берега Черного и Каспийского морей на рубеже XVIII-XIX веков внесли совершенно новые реалии в отечественную политику. Османская империя уже считалась «больным человеком», и подобрать все, что у турок «плохо лежит», стало признаком хорошего тона в Европе. Тем более для России, которая бредила идеей воссоздания Византийской империи и водружения креста над Святой Софией в Константинополе.
Но для этого сначала следовало обезопасить свои южные границы и отодвинуть Дикое Поле уже не за Дон, а за Кубань, вытеснив в предгорья Кавказа «кубанских татар», как тогда собирательно называли ногайцев, черкесов, натухайцев, абадзинцев, адыгов и других, зависимых от Стамбула осколков Большой Орды и автохтонного населения Предкавказья.
Заметим: в отличие от покорения Сибири, Дальнего Востока, Камчатки, Крыма и среднеазиатских ханств в данном случае у Петербурга не стояло задачи включить многочисленные племена «немирных татар» в состав империи.
Привыкшие к родоплеменному (тейпово-тухумному) строю, горцы никогда не имели государственности и не собирались уходить ни под чей протекторат. Даже единоверной Турции. Одно дело — быть союзниками и получать из Стамбула оружие и золото для набегов на южные окраины России и совсем другое — платить налоги султанскому дивану (правительству). Если уж родственные по крови и языку вайнахские или адыгские народности, испокон веку жившие в постоянной межэтнической борьбе, не пытались найти общие точки соприкосновения для создания хотя бы видимости общей власти, то подчиняться пришельцам — и подавно. Да и ислам в горах, где привыкли жить по адатам, был, скорее, явлением чуждым, чем самоидентичным.
Поэтому Петербургу получать таких подданных вовсе не было нужды, и его курс был взят на выдавливание «татар» за Кубань с тем, чтобы сделать реку естественной на тот момент границей империи. Подчеркнем: не вырезав подчистую, как это практиковалось у более «демократичных», чем Россия, ведущих стран Европы и Америки, а оттеснив на юг.
Сделать это можно было лишь силой, переселив на Кубань бывших запорожских казаков и шесть донских полков, создав Кубанскую кордонную линию на 360 верст из укрепленных станиц, застав, пикетов и «окопов».
Проконсул Кавказа
Идеологом расширения оборонительной Кавказской линии с Терека на юг до Сунжи был генерал от инфантерии Алексей Ермолов, назначенный в 1816 году командующим Отдельным Грузинским корпусом. Человек жесткий и решительный, он сразу уяснил для себя, что европейские правила ведения войны на Кавказе неприемлемы, и воевать здесь можно только адекватными действиями против местного населения.
Прозванный «проконсулом Кавказа», генерал Ермолов писал: «Среди чеченцев утвердилось мнение, что они непреодолимы, потому как русские ищут дружбы их и согласия. Доброта в глазах азиатов — признак слабости. И я поступаю с жестокой суровостью из чисто гуманистических соображений. Казнь одного уберегает сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены».
Показателен случай, когда «проконсул» запретил платить выкуп за захваченного в плен горцами майора Шевцова, за которого требовали 18 телег серебра (250 тысяч рублей). В ответ в набег за Сунжу были отправлены несколько казачьих сотен, которые взяли в аманаты 18 старейшин самых видных горских родов. При этом генерал заявил, что если «кавказского пленника» Шевцова не освободят к означенному сроку, 18 пленных ханов будут повешены на валу крепости Георгиевск. Майора тут же освободили без выкупа.
А чтобы подкрепить генеральское слово делом, на Сунжу, в шести верстах от ущелья Хан-Кала, были выдвинуты батальон Кабардинского полка и две сотни Волжского казачьего полка под командованием того же самого майора Шевцова, в задачу которых входило сооружение здесь крепости, прикрывавшей с востока Военно-Грузинскую дорогу.
Места тут были лихие. Аулы Чегана, Алхан-Юрт, Хан-Кала, Кули-Юрт, Турти-хутор, Сарачан-Юрт, Мамакин-Юрт, Делак-Юрт, Янги-Юрт, Сунженский и другие считались «немирными» (в них обычно собирался в набеги «на Россию» разбойный люд), поэтому их населению было приказано очистить (фактически выселиться) сакли под оборонительные редуты.
«С устройством крепостей, — писал генерал Ермолов императору Александру I, — я предложу живущим между Тереком и Сунжей злодеям, мирным именующимся, правила для жизни и некоторые повинности, кои истолкуют им, что они подданные Вашего Величества, а не союзники, как до сего времени о том мечтают. Если будут они повиноваться по-надлежащему, то назначу по числу их нужное им количество земли, разделив остальную между казаками и кара-ногайцами; если же нет — предложу им удалиться к прочим разбойникам, от которых различествуют они одним только именем, и в сем случае уже все земли останутся в распоряжении нашем».
Сакли очистили, но еженощно стали происходить нападения на пикеты военных в Ханкальском ущелье. Дабы преподать урок предполагающим, что русские здесь временно, и уверить чеченцев в серьезности намерений командования, генерал Ермолов задумал акцию устрашения. Сотня казаков должна была среди бела дня бросить одно из орудий и продемонстрировать отступление. А когда горцы собрались вокруг диковинного захваченного орудия, по ним ударила убийственной картечью находящаяся в засаде артиллерия.
После этого крепость в низовьях Сунжи назвали Грозная — грозящая как горцам, так и наступающим русским. Опасность она представляла как для наступающих, так и для обороняющихся.
Первая и последняя заповеди
Крепость Грозная стала форпостом русской экспансии на Кавказ, по флангам которой постепенно возникли другие форты — Внезапная, Бурная, Назрановская и прочие.
В этой крепости, заложенной 22 июня (какая многозначительная дата), даже во время Кавказской войны перебывало множество великих людей России: Михаил Лермонтов, Лев Толстой, Иван Пущин, Александр Бестужев-Марлинский, князь Александр Барятинский, будущий император Александр II и другие.
Стратегическое значение крепости было огромное — она прикрывала средоточение выходов из горных ущелий на равнину для нападений на русские военные гарнизоны и терские казачьи станицы по Тереку и Сунже. В то же время Грозная являлась опорным пунктом для походов внутрь горной Чечни, оставаясь базой для снабжения и обеспечения войск, воюющих за пределами Кавказской линии.
Но любая, даже самая кровопролитная война, должна заканчиваться. Даже Кавказская, которая для России продолжалась почти полвека. Идеолог мюридизма шейх Магомед Ярагский говорил: «Первой заповедью веры наших отцов, нашим высшим благом всегда была свобода. Первым вашим пожеланием должна быть свобода, последним — ненависть к неверным».
Последнее пожелание победило — интеграция с «кяфирами» стала более актуальной, чем война на уничтожение целых народов. Поэтому в чеченском Грозном предпочли выбрать жизнь и цивилизацию вместо дороги в перманентный шахадат. Тем более что постепенно крепость превращалась не только в военный, но и в экономический и культурный центр вхождения России на Северный Кавказ.
Парафин для Ватикана
В 1893-м прокладка железнодорожной линии Беслан — Грозный положила начало промышленному освоению месторождений Грозненского нефтяного района. В этом году на участке нефтепромышленника Ахвердова ударил первый грозненский нефтяной фонтан. К началу года в Грозном уже числилось 13 588 жителей, из них христиан — 11691, иудеев — 984, мусульман — 913.
К 1917 году на территории месторождений насчитывалось 386 скважин. Для транспортировки нефти использовались железная дорога и первый российский нефтепровод, соединивший Грозный и Порт-Петровск (нынешняя Махачкала).
Нефть стала визитной карточкой Юга. Основные «нефтяные генералы» России были родом с Кавказа и имели в столицах имидж, схожий с имиджем разгульных сибирских золотопромышленников. Один из местных миллионеров сотник Тапа Чермоев служил в конвое Николая II, а после революции даже возглавил Терско-Дагестанское правительство и Союз объединения горцев Кавказа.
Во время Гражданской войны на улицах Грозного гремели бои. Центр Терской области не раз переходил в руки националистов, белогвардейцев, Красной Армии. Нефтепромыслы были заброшены, а их рабочие воевали в обоих враждующих лагерях.
В годы первых пятилеток нефтяная промышленность возрождалась. Быстрыми темпами строились первые в Советском Союзе крекинг и парафиновый завод, теплоэлектроцентрали, реконструировался и расширялся завод «Красный молот». Воздвигалось множество новых предприятий нефтедобычи, нефтеразведки, нефтепереработки, машиностроения, теплоэнергетики. Открывались вузы. Состоялся запуск первой в стране установки-трубчатки для первичной перегонки нефти.
Во время Великой Отечественной бомбардировки нанесли непоправимый ущерб нефтепромыслам Чечни, а население копало глубокие заградительные рвы, наполненные нефтью, для того, чтобы поджечь ее в случае прорыва немецких танков.
Масштабная бомбардировка, предпринятая 1-2 октября 1942 года по приказу командующего наступавшей на Кавказ группы армий «А» генерала Эвальда фон Клейста, превратила в руины грозненские нефтепромыслы, нефтехранилища и нефтеперерабатывающие заводы. Колоссальный пожар тушили несколько дней — сегодня в Грозном существует памятник пожарным, сохранившим город.
После войны отрасль достаточно долго восстанавливалась. Но уже в 1973 году объединение «Гроз-нефть» добыло 18 млн тонн нефти, она экспортировалась более чем в 30 стран мира. Ватикан закупал грозненский парафин, чтобы изготавливать из него свечи для церковных служб.
Два лица одного города
В 1990 г. в Грозном проживало 401 тыс. человек. Это был второй после Ростова-на-Дону город Юга России по индустриальной мощи и третий после Ростова и Краснодара — по численности населения.
В Грозном работало 159 крупных и средних промышленных предприятий, которые производили вдвое больше продукции, чем весь Ставропольский край, в состав которого входила Чечено-Ингушская АССР. Столица автономии давала 54% промышленной продукции всей бывшей ЧИАССР. В городе располагалось сразу четыре нефтеперерабатывающих предприятия совокупной мощностью 9 млн тонн (столько перерабатывают все ныне действующие НПЗ Юга России).
Еще в Грозном действовало три вуза, девять ссузов и 11 НИИ, которые изучали нефть и процессы ее переработки, проблемы экономики и градостроительства, а также историю края и этнографию...
Две военные кампании 1990-х годов внесли серьезные коррективы в жизнь города. Его дважды разрушили, а ныне вновь восстановили уже в ином, современном виде. С новыми проспектами, мечетями, деловыми центрами, спорткомплексами, культурными объектами.
Сравнивать их не имеет смысла. Важно другое — Грозный сохранил свое лицо. Необычное, неповторимое, не похожее ни на что. Он есть и будет дальше, что бы ни происходило в мировой действительности. Город с грозным именем и славной историей.