Один из самых известных фильмов режиссера Леонида Гайдая был снят в 1966 году. Он стал вторым фильмом с Шуриком в качестве главного персонажа и последним с участием троицы Трус — Балбес — Бывалый. Премьера картины состоялась в Москве 3 апреля 1967 года одновременно в 53 кинотеатрах. Два дня спустя она вышла в прокат. В прокате-67 «Кавказская пленница» уверенно заняла первое место: за год ее посмотрели 76,54 млн советских зрителей.

Кавказская пленница.jpg

Из воспоминаний исполнителей главных ролей
Наталья Варлей (Нина): 
— Пришла на «Мосфильм». Дали мне почитать кусочек из сценария. Потом сняли небольшой эпизод с осликом. И вдруг Гайдай робко меня спрашивает: «Наташа, а можете ли вы раздеться до купальника?» Я ответила: «Конечно». И разделась. Все так и ахнули. Это сейчас актеры свободно обнажаются, а тогда и кинематограф, и вся страна были более целомудренными. Но у меня-то купальник являлся повседневной цирковой формой одежды, поэтому и мыслей никаких не возникло. Словом, сняли и этот эпизод. Пожалуй, он и решил выбор.
До сих пор я помню каждый съемочный день. Много было и смешных, и казусных, и драматических ситуаций. Например, я чуть не раздавила знаменитую троицу. Помните, когда они стояли на дороге с Вициным посередине? Я мчусь на красной машине, а у нее вдруг отказывают тормоза. Слава богу, реакция у наших прекрасных комиков оказалась отменной. Навсегда остался в памяти первый опыт артистического перевоплощения. До этого я фактически играла саму себя. Образ же Нины в «Кавказской пленнице» совершенно не похож на меня в жизни: я никогда не была уверенной в себе, озорной, оптимистичной, скорее, тихой, мечтательной, романтичной. Так что Гайдай из меня прямо на съемках лепил «комсомолку, спортсменку и просто красавицу».
Зрителям нравились сцены с фруктами. Половина из них были искусственными восковыми муляжами. Дачу Саахова и этот эпизод мы снимали в апрельской Москве, в павильонах. А в те годы даже в летний сезон не было такого изобилия всего, как сейчас. Поэтому сливы и персики были... консервированными, из компота, а среди воскового винограда лежала одна веточка настоящего, от которого я и отщипывала ягоду за ягодой. Была еще лепешка — глянцевитая, поджаристая, купленная накануне в магазине «Армения». К моменту съемок она настолько зачерствела, что даже моим молодым зубам поддавалась с большим трудом. А по замыслу режиссера я должна была там непрестанно что-то жевать. Да не через силу, а давая понять, какая мне досталась вкуснота. Гайдай просто рычал на меня: «Ешь с аппетитом! Ешь с аппетитом!» А я давилась этими концентрированными фруктами и засохшей лепешкой... Но куда было деваться: сыграла аппетит. Леонид Иович всегда добивался того, чего хотел.

Юрий Никулин (Балбес): 
— Красная Поляна. Наша группа расположилась на берегу горной речки. Несмотря на август вода ледяная. Отваживаются купаться (вернее, окунуться в воду) только местные мальчишки, которые уже привыкли к холодным ваннам. Героиня фильма Нина должна прыгать в горную речку, спасая Шурика. «Нет, нет! Наташа Варлей не полезет в воду! — говорит решительно Леонид Гайдай. — Не будем рисковать актрисой. Впереди еще съемки. Сделаем так: оденем одного из ребят в костюм Нины, и пусть прыгает в воду. На общем плане зритель не увидит подмены!» Один, два, три дубля прыгающих ребят. Наташа решительно подходит к режиссеру: «Леонид Иович! В фильме я все делаю сама и прыгать буду тоже сама. Я не боюсь ни камней, ни холодной воды».

Евгений Моргунов (Бывалый):
— Для Гайдая было главное, чтобы мы придумывали трюки. За каждый такой трюк он предлагал нам по две бутылки шампанского. Никулин заработал 24 бутылки, я — 18, а Вицин, к сожалению, лишь одну. Потому что он страшно не любил шампанское. Он любил сдавать посуду...
Сценку с моим уколом придумал Никулин. Он сказал: «Какой смысл делать третий маленький укол, если два уже сделали. Моргунову надо сделать большой». И принес из цирка красивый шприц с французским названием «жане» — вот, мол, его и будем колоть. Я сказал: «Нет, колоть не будем, у меня семья!» Никулин говорит: «Не бойся, больно не будет». Крупным планом снимали лицо, а сзади между ног установили табуретку, сняли с нее сиденье и положили обычную подушку. Саша Демьяненко брал шприц и втыкал. Семь раз мы снимали этот кусочек, я его боялся, как огня, потому что там же все рядом. Под табуреткой лежал Никулин, на руке у него была перчатка. Как только игла входила в подушку до упора, Никулин по команде Гайдая хватал ее рукой и держал. Это он поворачивал шприц то влево, то вправо, словно он покачивается. А все думали, что Моргунову пронзили его толстый зад...

Георгий Вицин (Трус):
— Помните эпизод, когда мною вышибают дверь и я улетаю в окно? Я добавил один штрих — Трус летит и кричит: «Поберегись!» Или еще одна импровизация — когда я бегу за Варлей и пугаюсь упавшего с нее платка. Вроде бы мелочь, но почему-то зрители очень хорошо этот момент запомнили. А я просто шел от образа — раз Трус, значит, должен всего бояться, даже платка.
Я также придумал сцену с огурцом во время погони за нами Шурика на дрезине. Я пуляю из рогатки, огурец остается в руках, а рогатка улетает. Но самая моя любимая находка — это «стоять насмерть». Помните, когда мы втроем, взявшись за руки, перегородили дорогу Варлей? И я бьюсь в конвульсиях между Моргуновым и Никулиным...

Кавказская пленница.jpg

Владимир Этуш (товарищ Саахов):
— Гайдай хотел, чтобы Саахов был гротескным, пародийным. Я понимал его, но не мог согласиться. В фильме играла знаменитая тройка — Никулин, Вицин, Моргунов. Все пародийное, гротесковое, условное, конечно, по праву принадлежало им. Соревноваться с ними, пытаться «урвать свое» было бы с моей стороны, мягко говоря, неумно. Но главное — не нужно. Я должен был положить своего Саахова на другую чашу весов. Всю эксцентрику необходимо отдать тройке. А мне — серьезность, иначе я как актер просто погибну. Важен в этом смысле был наш спор с Гайдаем по поводу сцены, когда Саахова, неудачливого жениха, обливают водой. Гайдай предлагал в этом эпизоде максимум эксцентрики. Я же предложил серьезность. Ведь мой Саахов серьезен, он не понимает, как можно отвергать его ухаживания... Сцену отсняли, и единственной уступкой Гайдаю остался цветок за ухом, который, однако, лишь подчеркивал мою серьезность. И это, я был счастлив убедиться, дало нужный комический эффект.

Любопытные факты о фильме и его участниках
Основные съемки фильма проходили в Крыму, в районе Алушты. Но одна из сцен снята на Кавказе, недалеко от Красной Поляны. Когда сценарий был утвержден, неожиданно возникли проблемы с актерами. Сразу два участника легендарной троицы — Юрий Никулин и Евгений Моргунов — отказались от участия в съемках. Многое в сценарии, по их мнению, было натянутым. Никулин заявил: «Мне это не нравится. Это спекуляция на тройке». Леонид Гайдай принялся убеждать его, что совместными усилиями они переделают сценарий, внесут в него массу собственных трюков. Эпизод, где героиня Натальи Варлей должна была несколько минут заразительно хохотать, не получался. Тогда Никулин, Вицин и Моргунов задрали майки и стали чесать животы, корча при этом уморительные рожи. Дубль сняли без сучка и задоринки. Поначалу для эпизода, в котором Шурик в спальном мешке падает в горную речку, а Нина бросается его спасать, пригласили девушку-каскадера, но та неожиданно для всех начала тонуть. Оказалось, девушка сильно хотела сниматься в кино и соврала, что умеет плавать. Наталья Варлей все сделала сама.

Кавказская пленница.jpg

Момент, когда Нина и Шурик на берегу трясутся от холода, не был постановочным — вода, действительно, оказалась ледяной. А чтобы артисты не заболели, после крика «Стоп!» парочку напоили чистым спиртом.
В одном из эпизодов Балбес лежит, вытянувшись на кровати, и чешет себе пятку. Многие думают, что этот трюк получился с помощью монтажа. На самом деле под одеялом был спрятан лилипут. Эту идею принес на съемочную площадку сам Юрий Никулин. 

Автомобиль, на котором ездила троица Трус, Балбес и Бывалый, — Adler Trumpf, выпускался в Германии с 1932-го по 1939 год, имел привод на передние колеса и двигатель объемом 1,6 л мощностью 48 л. с. Машина являлась собственностью Юрия Никулина и на момент съемок подверглась основательной переделке: все агрегаты на ней были установлены от «Москвича-407» (в финале погони на колесном колпаке автомобиля можно разглядеть надпись «ЗМА»). 

Автора сценария Якова Костюковского долго мучили за фразу в финале фильма: «Да здравствует советский суд — самый гуманный суд в мире!», сочтя ее издевательством над советским правосудием. Чтобы сохранить эту фразу, сценарист предложил заменить слово «советский» на «наш». И чиновники с облегчением вздохнули.
Между тем цензура запретила вступительную сцену картины, которую придумали Гайдай и Никулин: Трус подходит к дощатому забору и, озираясь, чертит мелом букву «Х». Следом появляется Балбес и дописывает букву «У». Увидевший это безобразие милиционер заливается трелью свиста. Но Балбес, не растерявшись, дописывает: «Художественный фильм». 

Леонид Гайдай.jpg

А под конец съемок чуть не пришлось переозвучивать половину фильма. Секретарь партийной организации «Мосфильма» носил фамилию Сааков, а в фильме был товарищ Саахов. Реальный Сааков посчитал, что появление в картине Саахова — скрытая издевка, и повелел фамилию заменить. Ситуацию спас Никулин. Он добрался до министра культуры СССР Екатерины Фурцевой и пожаловался, что по прихоти одного-единственного человека придется тратить громадные государственные деньги. Фурцева решила проблему одним звонком на студию: «Прекратите этот идиотизм!»

Создатели фильма часто проверяли реплики на друзьях, иногда в нарушение правил устраивали подпольные просмотры «для своих» на «Мосфильме». Однажды вывезли еще не принятую «Кавказскую пленницу» и показали ее в Доме культуры «трехгорки». Успех был оглушительным, однако Госкино не решалось выпускать картину в прокат. На счастье, фильм посмотрел Леонид Брежнев. Генсеку лента понравилась, он позвонил руководителю Госкино Алексею Романову и поблагодарил за прекрасную кинокомедию. Это решило ее судьбу. В тех же 1960-х был готов сюжет для продолжения «Кавказской пленницы». Товарищ Саахов попадает в тюрьму, где становится руководителем лагерной самодеятельности. После множества злоключений он выходит на свободу и надеется возобновить карьеру. Однако его должность уже заняла... Нина. Сценаристы были убеждены, что картина обречена на успех, но Госкино осуществить планы не позволило. 

Гонорары за фильм «Кавказская пленница»
Согласно бухгалтерским документам съемочной группе удалось снять фильм с экономией денежных средств в размере 25 313 рублей, что являлось значительной по тем временам суммой (в 1961 году «Волга» ГАЗ-21 стоила 5100 рублей). Создатели картины получили за работу следующие гонорары:
Леонид Гайдай — 6140 рублей (4140 рублей за съемки плюс 2000 рублей за сценарий);
Александр Демьяненко — 5220 рублей (74 съемочных дня, 10 дней озвучания);
Юрий Никулин — 4238 рублей (43 съемочных дня, 6 дней озвучания);
Георгий Вицин — 3389 рублей (34 съемочных дня, 5 дней озвучания);
Евгений Моргунов — 1979,5 рубля (29 съемочных дней, 5 дней озвучания);
Владимир Этуш — 1800 рублей (24 съемочных дня, 6 дней озвучания);
Наталья Варлей — 1219,24 рубля (Надежда Румянцева за озвучание роли в течение 7 дней получила 237,5 рубля);
Руслан Ахметов — 1031,78 рубля (31 съемочный день, 6 дней озвучания);
Фрунзик Мкртчян — 939 рублей (24 съемочных дня, 4 дня озвучания);
Нина Гребешкова — 279,4 рубля (5 съемочных дней, 7 дней озвучания);
Михаил Глузский — 194,8 рубля (2 съемочных дня, 2 дня озвучания).
25 января 1967 года Леонид Гайдай и директор фильма Абрам Фрейдин обратились к руководству «Мосфильма» с просьбой выплатить постановочное вознаграждение создателям картины. В список тех, кому полагалось вознаграждение, попали 16 человек. Среди них: 
Леонид Гайдай — 8000 рублей (общая сумма за фильм);
Константин Бровин — 3000 рублей;
Наталья Варлей, Владимир Этуш, Георгий Вицин и Юрий Никулин — 450 рублей;
Фрунзик Мкртчян — 200 рублей.
Евгений Моргунов, поссорившийся с Гайдаем, в список не попал.