Он умел читать в человеческих сердцах, провидел судьбу России и неоднократно предсказывал собственную раннюю гибель. Загадку поразительно зрелого дара, проявившегося в столь юном человеке, он унес с собой. Фамильная история, рок и монаршая воля — равнодействующая этих фатальных сил с неизбежностью влекла Михаила Лермонтова в Кавказские горы, к месту его жизни, смерти и бессмертия.

«Последний потомок отважных бойцов»
Благодаря Дагестану мировая литература обрела одно из самых магических творений — стихотворение «Сон». Его сюжет был навеян Лермонтову рассказом генерала Морица Шульца о том, как с пулей в груди он пролежал весь день среди убитых и раненых, пока его не подобрали.

Стихотворение «Сон» удивительно своей композицией и объемной глубиной. В нем поэту удалось изобразить «сон в кубе», по меткому выражению символиста Владимира Соловьева. Поэт видит во сне себя умершим, мертвецу снится далекая возлюбленная, а ей привиделся в грезе наяву погибший друг. «Сон» — это одно из пророчеств Лермонтова о самом себе.
Провидческий дар Лермонтова некоторые исследователи объясняют не только его поэтическим гением, но и в некоторой степени генеалогией.

Известно, что род Лермонтовых ведет свою историю от легендарного шотландского поэта XIII века Томаса Лермонта по прозвищу Рифмач. Согласно легенде Томаса Рифмача похитила плененная его песнями королева фей и наделила даром пророчества. Затем королева отпустила его из своего эльфийского царства, но взяла клятву, что он придет к ней по первому зову.

Лермонт вновь оказался среди людей и прославился не только своей волшебной поэзией, но и безошибочно точными пророчествами. Одним из самых известных является предсказание смерти короля Шотландии Александра III в XIII веке.
Однажды во время пира этот шотландский Нострадамус увидел неизвестно откуда взявшихся белых оленя и олениху. Для него это был безусловный знак. Не сказав гостям ни слова, он встал и молча вышел. И хотя Лермонта с тех пор никто не видел, шотландцы верят, что он еще вернется на Землю.

Русские же Лермонтовы происходят от Георга Лермонта, который в начале XVII века будучи воином-наемником перешел от поляков на сторону русских войск, через год принял православие и стал Юрием Андреевичем Лермонтовым. Через восемь поколений в роду русских Лермонтов родился Михаил Юрьевич Лермонтов.

Лермонтов знал о своей шотландской линии и гордился родством с великим бардом. В стихотворении «Желание» он говорит о непреодолимой тяге к истинной родине и своей чуждости «стране снегов»:
Но тщетны мечты, бесполезны мольбы
Против строгих законов судьбы.
Меж мной и холмами отчизны моей
Расстилаются волны морей.
Последний потомок отважных бойцов
Увядает средь чуждых снегов;
Я здесь был рожден, но нездешний душой...
О! зачем я не ворон степной?..


Некоторые лермонтоведы склонны объяснять магнетическое притяжение Лермонтова к Кавказским горам властно заговорившим в нем голосом крови. Ведь шотландцы — это тоже горцы, со свойственными им идеалами бескомпромиссной свободы, воинской доблести, неукрощенных чувств, великодушия и чести.

Изучавший биографию поэта Владимир Соловьев считает, что только возвращением легендарного барда на землю в теле своего дальнего потомка можно объяснить мощь поэтического дара Лермонтова, проявленного в уже в ранней юности: «А проще сказать, это душа зачарованного феями Томаса Лермонта (Рифмача) выходила в очередной раз на поверхность бренного мира в облике причисленного к десятому его поколению неправдоподобно гениального в своем возрасте рифмача Михаила Лермонтова».

Другим рожденным не в России «двойником» Лермонтова стал уже упомянутый немецкий сказочник Гауф. Об удивительных жизненных и творческих совпадениях в биографиях обоих писателей очень емко рассказал лермонтовед Ираклий Андроников, систематизировав их в письме писателю Леониду Леонову: «Вы даже не представляете себе, как много сходного было в жизни этих двух талантливых людей. Немецкий сказочник Вильгельм Гауф точно так же, как и русский поэт Лермонтов, прожил только 26 лет. Стрелялся два раза на дуэли. Воспитывался исключительно бабушкой. Родителей лишился в раннем детстве. Был на военной службе, но недолго. Так же, как и Лермонтов, был награжден «золотой» саблей за храбрость... Лермонтов любил произведения Гауфа за их оригинальность. Но в то же время боялся повторения в своей жизни участи немецкого сказочника. Это отчетливо прослеживается в его дневниковых записях.»

Голос рока в жизни Лермонтова звучал постоянно. Будучи фаталистом он, тем не менее, во время своего последнего петербургского отпуска нанес визит известной ворожее Александре Кирхгоф, которая в свое время очень точно предсказала Пушкину его судьбу. В начале 1841 года, мечтая об отставке с военной службы, поэт спросил гадалку, получит ли ее и останется ли в Петербурге. Кирхгоф ответила, что в Петербурге ему вообще больше не бывать, как и в отставке, а что ожидает его другая отставка, «после коей уж ни о чем просить не станешь». Лермонтов этому предсказанию сильно посмеялся, поскольку вечером того же дня получил благодаря хлопотам друзей небольшую отсрочку.

В расчете на то, что совсем скоро он сможет всецело отдаться литературному труду, опальный поэт не вернулся на Кавказ в положенный срок. Однако Александра Филипповна оказалась права: отставки недисциплинированный поручик Тенгинского полка так и не получил. Ему было приказано в 48 часов покинуть Петербург. По свидетельствам современников, Лермонтов поехал в полк с тяжелым сердцем, терзаемый мрачными предчувствиями о скорой смерти.

«На свете мало, говорят, мне остается жить»

Не получив «золотую» саблю за храбрость, зато имея строгое предписание возвращаться к военной службе, Лермонтов снова едет на Кавказ. Царь настаивает, чтобы поручика держали только «во фронте», не отпускали геройствовать и не позволяли мечтать о какой-то там отставке.

В это самое время Николай I усердно читает «Героя нашего времени», специально взяв роман с собой в Петергоф. Известно длинное и подробное письмо императора жене, в котором он дает развернутый отзыв на сочинение Лермонтова. Вот только небольшая выдержка, дающая представление о царском литературном вкусе: «Я дочитал до конца Героя и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое изображение презренных и невероятных характеров, какие встречаются в нынешних иностранных романах. Такими романами портят нравы и ожесточают характер».

Зато Максим Максимыч Николаю Павловичу понравился. Он посчитал, что «характер капитана набросан удачно», таких кавказский корпус насчитывает немало, и выразил сожаление, что не этого персонажа автор сделал героем наших дней.
Свою импровизированную рецензию государь завершает довольно зловещим пожеланием: «Счастливый путь, г. Лермонтов, пусть он, если это возможно, прочистит себе голову в среде, где сумеет завершить характер своего капитана, если вообще он способен его постичь и обрисовать».

Монаршее пожелание «счастливого пути» имело далеко идущие последствия. Роковые случайности в жизни Лермонтова нарастают как снежный ком.

В Ставрополе Лермонтов в присутствии сопровождавшего его в поездке двоюродного дяди Алексея Столыпина бросает полтинник и загадывает, ехать ли в Пятигорск или в отряд, стоящий на Лабе. Выпадает решка. Жребий решает все — именно в Пятигорске спустя полтора месяца поэт встретит свою смерть на дуэли с Николаем Мартыновым.

Маленький пятигорский домик под камышовой крышей, где Лермонтов квартировал со Столыпиным, стал его последним приютом. Теперь это дом-музей. И сегодня из окна открывается тот же самый вид, который ежедневно открывался глазам поэта и который он обессмертил в начальных строках повести «Княжна Мери»: «Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут спускаться до моей кровли... Внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, — а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом... Весело жить в такой земле! Какое-то отрадное чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо сине — чего бы, кажется, больше? — зачем тут страсти, желания, сожаления?»

Весь Пятигорск хранит память о пребывании Лермонтова и его литературных героях, которые давно уже обрели в сознании русского читателя не меньшую реальность, чем действительно существовавшие люди. Не только экскурсоводы, но и просто местные жители с удовольствием покажут вам дом княжны Мери, популярную у «водяного общества» беседку «Эолова арфа», Елизаветинский источник, у которого произошла встреча Печорина с Грушницким, ресторацию и грот Печорина, где он увидел Веру после долгой разлуки. Отведут гостя и в грот «Диана», в котором за неделю до своей гибели Лермонтов беззаботно веселился на пикнике, устроенном офицерами. Грот был декорирован персидскими коврами, украшен цветными фонариками, в изготовлении которых поэт принимал непосредственное участие.

Ссора, приведшая к роковой развязке, случилась 13 июля на балу в доме Верзилиных. Лермонтов в очередной раз задел самолюбие своего бывшего однокашника по школе юнкеров, ныне майора в отставке Николая Мартынова. Николай Соломонович за нечистую игру в карты получил прозвище «Маркиз де Шулерофф». Несмотря на отставку, Мартынов продолжал питать страсть к пышным военным уборам — носил черкески с высоко закатанными рукавами, высокие папахи, широкие ремни и кинжалы. Лермонтов, ненавидевший фальшь и любую аффектацию всеми фибрами души, не уставал высмеивать «Мартыша» в колких эпиграммах и уморительных карикатурах.

Детали столкновения бывших приятелей восстановлены биографами по воспоминаниям Эмилии Шан-Гирей. Когда Мартынов вошел в гостиную — в новой черкеске и с огромным кинжалом, свисавшим чуть ли не до колен, Лермонтов, обратившись к своей соседке, сказал по-французски:
— Мадемуазель Эмилия, берегитесь — приближается свирепый горец.
Хотя это было сказано тихо, но тут Трубецкой перестал играть на рояле, и слова «свирепый горец» прозвучали во всеуслышание. Позднее, когда все стали расходиться, Мартынов сказал Лермонтову:
— Господин Лермонтов, я много раз просил вас воздержаться от шуток на мой счет, по крайней мере, в присутствии женщин.
— Полноте, — ответил Лермонтов, — вы действительно сердитесь и вызываете меня?
— Да, я вас вызываю, — сказал Мартынов и вышел.

Получив вызов, Лермонтов спокойно принял его, до конца не веря, что столь пустячный повод может вылиться в драму или, тем более, в трагедию. В день перед дуэлью он отправился со Столыпиным в Железноводск — принимать лечебную ванну. Заранее был куплен билет и на 16 июля — следующий день после даты поединка.

«Но не тем холодным сном могилы...»
Многие современники, а вслед за ними — исследователи Лермонтова муссировали идею о том, что устав от пустоты бытия и ничтожности окружения, он сам искал смерти: лез на рожон, откровенно рисковал в бою. В этом смысле и словесное «преследование» Мартынова, бесконечные эпиграммы и язвительные насмешки были лишь «крючком», клюнув на который самолюбивый отставной майор помог бы поэту свести счеты с опостылевшей жизнью.

Однако с большой степенью уверенности можно отвергнуть эти нелепые домыслы. Лучшим доказательством тому являются слова самого Лермонтова, пересказанные его секундантом Глебовым. По дороге к месту поединка, назначенного у подножья горы Машук, Лермонтов говорил о своих литературных планах — двух эпопеях из истории России: «Я выработал уже план двух романов — одного из времен смертельного боя двух великих наций, с завязкою в Петербурге, действиями в сердце России и под Парижем и развязкой в Вене, и другого — из кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове, персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране. И вот придется сидеть у моря и ждать погоды, когда можно будет приняться за кладку их фундамента. Недели через две уже нужно будет отправиться в отряд, к осени пойдем в экспедицию, а из экспедиции — когда вернемся!» Дуэль Лермонтова, поставившая точку в его короткой и блистательной жизни, все еще не растеряла шлейф загадок и домыслов.

Спустя 30 лет после смерти поэта один из секундантов князь Васильчиков опубликовал в журнале «Русский архив» свои воспоминания, названные «Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. С. Мартыновым». Не так давно они стали известны широкому читателю: «Мы отмерили с Глебовым 30 шагов; последний барьер поставили на 10 и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на 10 шагов по команде: «Марш». Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой — Лермонтову, и скомандовали: «Сходись!» Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту, и в последний раз, я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него. Мартынов быстрым шагом подошел и выстрелил. Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, не сделав движения ни назад, ни вперед, не успел даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненые или ушибленные. Мы побежали, в правом боку дымилась рана, в левом — сочилась кровь, пуля пробила сердце и легкие»...

Всем было отлично известно, какой превосходный стрелок Лермонтов. Он мог застрелить противника, не сходя с места. Между тем, он еще перед поединком недвусмысленно объявил, что стрелять вообще не намерен, а по одной из версий — сразу выстрелил в воздух. Мартынов же подошел к барьеру вплотную и выстрелил в упор. После этого, в ужасе от содеянного, подбежал к убитому с криком: «Миша, прости!» — и тут же, вскочив на коня, помчался к коменданту Пятигорска докладывать о дуэли.

Немедленно после выстрела Мартынова разразилась жуткая гроза. Накрыв тело убитого поэта шинелью и положив его голову себе на колени, Глебов четыре часа просидел на земле под проливным дождем, пока остальные секунданты метались по Пятигорску в поисках доктора. На дуэль не захватили с собой, как это было положено кодексом, ни врача, ни экипажа. Это свидетельствует о том, что все участники трагедии были уверены: поединок, вспыхнувший из-за пустяка, кончится ничем, то есть или примирением или, на худой конец, пальбой в воздух.

Лев Сергеевич Пушкин, брат поэта и задушевный друг Лермонтова, уверял: «Эта дуэль никогда бы состояться не смогла, если б секунданты были бы не мальчики, она сделана против всех правил чести». Ему вторит Александр Булгаков, московский почт-директор: «Удивительно, что секунданты допустили Мартынова совершить его зверский поступок».

Хоронили Лермонтова через два дня. Похороны не могли быть совершены по церковному обряду, несмотря на все хлопоты друзей. Официальное известие о его смерти гласило: «15-го июля, около 5 часов вечера, разразилась ужасная буря с громом и молнией; в это самое время между горами Машуком и Бештау скончался лечившийся в Пятигорске М. Ю. Лермонтов».

Очевидец похорон Лермонтова Поливодин сообщает: «17-го числа в час поединка его похоронили. Все, что было в Пятигорске, участвовало в его похоронах. Дамы все были в трауре, гроб до самого кладбища несли на руках штаб- и обер-офицеры, и все без исключения шли пешком до кладбища. Сожаления и ропот публики не умолкали ни на минуту».

Над могилой поэта был установлен камень с надписью «Михаил». 12 августа 1841 года император Николай I издал указ: «Умерший Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов исключается из списков». Через восемь месяцев бабушка Лермонтова перезахоронила прах внука в семейном склепе в имении Тарханы рядом с могилой матери.

К 1889 году по всенародной подписке были собраны средства на пятигорский памятник Лермонтову. Сбор средств начался в 1871 году и продолжался целых 18 лет. Скромные вклады вносили крестьяне, мелкие служащие, интеллигенция, в 1875 году подключилась Кавказская армия. Всего было собрано 53 398 рублей 46 копеек.

Автором памятника Лермонтову стал Александр Опекушин — тот самый скульптор, который изваял знаменитый монумент Пушкину, стоящий и ныне в Москве на Тверском бульваре. Так судьбы двух великих поэтов России соприкоснулись еще раз.
Подчеркивая их духовную и даже биографическую близость, еще один русский поэт — Анна Ахматова — написала:
Здесь Пушкина изгнанье началось
И Лермонтова кончилось изгнанье.
Здесь горных трав легко благоуханье,
И только раз мне видеть удалось
У озера, в густой тени чинары,
В тот предвечерний и жестокий час —
Сияние неутоленных глаз
Бессмертного любовника Тамары.

«Здесь» — это, конечно, в Кавказских горах, которые стали землей обетованной для двух поэтических гениев. А «бессмертный любовник Тамары» — ни кто иной, как лермонтовский Демон, символ безграничной свободы духа. Той самой свободы, земным воплощением которой был и остается поручик Лермонтов, волею тирана сосланный на Кавказ.