В марте 1770 года вблизи крупного предгорного аула Ангушт на широкой поляне, называемой «Барта босе» («Склон согласия»), старейшины ингушских родов принесли присягу на верность императрице Екатерине II. Добровольное вхождение ингушей в состав России сделало их первым кавказским народом, ушедшим «под государев скипетр». И одним из немногих, кто во время Кавказской войны не повелся ни на турецкое золото, ни на посулы мюридов, сохранив верность своему слову.

Челобитная Ших-мурзы. Контакты Древней Руси с Кавказом известны еще с XII века, когда грузинская знать выбирала мужа юной царице-мепе Тамаре. Тогда взоры были обращены на единоверную Русь, откуда в 1185 году в Закавказье приехал сын великого князя Андрея Боголюбского княжич Юрий (Георгий). Брак оказался неудачен, а за дальностью расстояния вмешиваться в кавказские дела русские князья не решились. А с монгольским нашествием им и вовсе стало не до далекого Кавказа.

Вновь обратили внимание на Юг суверены Московского княжества уже после свержения ига. Мурза вайнахов-аккинцев Ушары-мурза Окоцкий (Ауховский) пытался завязать дипломатические, военные и торговые отношения с Москвой через основанные в предгорьях Терский и Сунженский остроги. Судя по всему, отношения были успешные. Из челобитной 1588 года царю Федору Ивановичу от сына Ушары Ших-мурзы следует, что он с отцом много лет «верой и правдой» служил государю.

В Посольском приказе подтверждали, что Ших-мурза совместно с терскими казаками «промышлял всяким государевым делом». То есть обеспечивал разведывательную и дипломатическую службу по связям с закавказскими единоверцами, Кахетией (послы рязанского дворянина Родиона Биркина и опричного дьяка Петра Пивова), Персией, Турцией, охранял купеческие караваны вплоть до Железных ворот Дербента. Его уздени Урак и Бязий приезжали с докладами к астраханскому воеводе Федору Лобанову-Ростовскому.

Для царя служба вайнахских мурз была настолько важна, что он посчитал нужным ответить специальной грамотой, в которой обещал: «Держати тебя и твое владение под своею царскою рукою и в обороне тебя держати хотим от всяких недругов. И воеводам нашим Астраханским и Терским и о том приказ наш царский крепок».

За ними потянулся и правитель Ларса Салтан-мурза, заметивший (в переложении посла русского царя): «Слышал от узденей и брата своего Ших-мурзы окуцского, что кабардинские все князи били челом в службу государю вашему, а яз ныне хочу государю же служить по свою смерть, как государю вашему брат мой Ших-мурза Окуцкий… А вы мою службу государю своему известите, чтоб государь пожаловал, велел дать мне свою государеву грамоту, какую прислал он к брату моему, к Ших-мурзе Окуцкому. А до того как меня государь пожалует, свою грамоту ко мне пришлет, дайте мне от себя грамоту, чтоб мне было в государстве на жалованье надежным быть и иных бы кабаков (поселений) князья меня не обидели».

Следовательно, именно «вайнахский плацдарм» в Москве рассматривали как основной для экспансии на Кавказ.


Казачья крепость. Смута в Российском государстве, бесчисленные войны XVII-XVIII веков и смещение акцентов российского правительства в пользу западного «окна в Европу» отложили вопрос о проникновении на Кавказ более чем на полтора века. Тогда же, в период неурядиц, Россия потеряла Терский и Сунженский остроги. Петр Первый физически не успел развить успех Персидского похода, закрепиться в этом макрорегионе и «горских народов к нашей стороне приклонить».

Лишь во времена Екатерины Второй при расширении территории страны на Юг вновь встал вопрос о строительстве укрепленной линии на Северном Кавказе. В качестве «троянского коня» было решено строить новую крепость на Тереке в урочище Моздок. В июле 1763 года сюда был переведен отряд полковника Петра Гака (267 человек).

Но поскольку регулярной армии было тяжело противостоять мобильным отрядам «немирных горцев», здесь же решили разместить и конных казаков. Известный исследователь Кавказской войны Василий Потто писал: «Екатерина приказала перевести на Терек еще часть волжских казаков, живших около Дубовки, и поселить их под именем Моздокского полка между самой крепостью и гребенскими городками. Казаки прибыли с Волги в 1769 году и были водворены на Тереке в станицах Галюгаевской, Наурской, Ищорской, Мекенской и Калиновской своим походным атаманом, полковником, впоследствии генералом Савельевым, имя которого в свое время было так популярно между казаками, что сады в Наурской станице и поныне называются еще Савельевскими. Таким образом Терская линия была значительно усилена.

Справедливость требует сказать, однако, что казаки, пришедшие с Волги и Дона, не сразу сделались хозяевами края, а должны были еще долго присматриваться к обычаям совсем не знакомой и чуждой им страны. Весь правый берег Терека, поросший тогда непроходимыми лесами, скрывал враждебные племена кабардинцев и, казалось, дышал войной и гибелью. Оттуда выходили партии, которые не раз орошали русской кровью первые борозды, проводимые казацкой сохой. Места для засад были удобные, потому что и левый берег реки — теперь обнаженный или занятый садами и огородами — тогда еще был покрыт вековыми дремучими лесами».

Интересно, что в числе казаков так называемого Терского семейного войска был и 30-летний хорунжий станицы Зимовейской Емельян Пугачев, определенный на жительство в станицу Ищерскую. Отсюда он и подался в бега, вылившиеся в пожар по всему Поволжью.

Крепость Моздок и укрепленные станицы стали центром притяжения для русофильски настроенных кавказских горцев, желающих не воевать, а торговать с новыми соседями.

Ингушские роды, ведущие на тот момент отчаянную борьбу с пытавшимися их покорить кабардинскими князьями, искали защиты и покровительства у уверенно продвигавшейся на Юг Российской империи. Опустошительные набеги наносили огромный вред вайнахам, не позволяя не только нормально развиваться, но даже существовать.

Поскольку на тот момент многие кавказские князья присягали на верность Османской империи, для России они были врагами. К тому же от ингушей и в предыдущие годы неоднократно поступали ходатайства в Кизляр и Моздок о принятии под покровительство.

В 1761 году старшины Сурхови, Марзабек, Жанмирза (Варфоломей), Бешкен, Богатыр уже от имени всего ингушского народа попросили «податься под покровительство России».

Просьбы были не только лестными для российского правительства, но и крайне выгодными для него. Ингушские роды уже представляли собой изрядную силу, за счет которой в макрорегионе можно было уверенно закрепиться. Центральное положение ингушских земель между Черным и Каспийским морями давало значительное стратегическое преимущество России на Кавказе, открывая беспрепятственный путь за Хребет.

Академик Иоганн Антон Гюльденштедт, возглавлявший 2-ю Астраханскую экспедицию 1768-1774 годов на Кавказ, в своей работе «Географическое и статистическое описание Грузии и Кавказа» отмечал: «Приблизительно 70 лет назад в том месте, где Кумбалей выходит из горных теснин, ингуши основали колонию, названную Шалха. Малоплодородность земель, большая плотность заселения деревень вынудили их многочисленное население спуститься на равнину. Поселения колонии Шалха разместились у выхода реки Кумбалей из последнего ущелья Кавказских гор, но большая часть колонистов обосновалась в Назрани на Сунже, где они заняли несколько деревень с одним и тем же названием, а также некоторые другие поселения, расположенные на Сунже и частично на Кумбалее и т.д. Главными из них являются Большой, Средний и Малый Яндир, поселения Темирова, Бекбулатова, Арабханова, Закова и поселок Кумбалейка.

Жилища ингушей, построенные в плодородной долине Кумбалея и Сунжи, представляют собой плохонькие деревянные хижины, такие, которые не жаль покинуть в случае нападения. Тесные узы объединяют ингушей, живущих в горах, и жителей долин, последние стремятся сохранить дружбу с горцами с тем, чтобы в случае необходимости можно было прибегнуть к их помощи. Когда горцы переселяются в долину, они сдают свои дома и земли в горах в аренду или предоставляют право пользования ими беднякам, для того чтобы снискать их привязанность. Многие из них обосновались во Владикавказе, где заняли весь пригород».

Поэтому полковник Гак защиту ингушам обещал и предложил старейшинам переселить свои роды на Азово-Моздокскую укрепленную линию. И даже посодействовал принятию детей горцев на обучение в крепостную школу.


Слиться воедино. Вопрос об официальном принятии ингушей в состав Российской империи вскоре был поднят на официальном уровне.

Ингушский исследователь Шукри Дахкильгова в своей работе «Слово о родном крае» пишет: «16 февраля 1770 года ингушские старшины Гарий Чопанов, Сурхови Мирзаев (Мирзаханов), Мисос Зруков, Жанай Завров, Таштаруко Гогиев, Богатыр Темурков, Мисос Ханшов, Бехо Минполадов, Или Гернов, Бимарза Мирзаханов, Таштаруко Махмутов, Астемир Измайлов, Чаги Усбиев, Таштаруко Гарсов, Берг Бузуртев, Карт Зауров, Муцал Ханшов, Хасполат Шедиков, Татур Филмов, Арутан Келов, Надир Кадцев, Марзабек Мирзаханов, Темур Итесов, Жанмирза Казибеков прибыли в Кизляр для окончательного решения вопроса о вхождении ингушского народа в состав Российского государства».

Кизлярский комендант Иван Немич со своей стороны доносил в святейший Синод о том, что 16 февраля 1770 года явились к нему «Ингушевского уезда старшины Гарий Чапанов и Сурхови Мирзаханов, присланные от всего народа их общества с изъявлением их усердного желания поступить в вечное Е. И. В. подданство с тем, что они желают все генерально креститься, и просили, чтоб для принятия от них присяги послан был с ними в уезд чиновный человек и архимандрит Порфирий, которого они довольно знают и почитают».

«Мочным чиновником» к ингушам был послан гусарского полка капитан Дегостий, имевший на руках ордер – «открытый лист» на принятие присяги, и глава Северокавказской духовной миссии архимандрит Порфирий. С ним в делегацию напросился сам академик Гюльденштедт, описавший процедуру.

В первых числах марта 1770 года вблизи крупного предгорного аула Ангушт на широкой поляне, называемой «Барта босе», старейшины ингушских родов принесли присягу на верность. Кизлярскому коменданту было направлено «доношение от всех киштинских старшин и народов», подписанное 24 старшинами (по одному от каждого из 24 селений округов Большие и Малые Ингуши). Принимая ингушей в подданство, правительство брало на себя обязательство обеспечить их внешнюю безопасность. В связи с этим в Ингушетию был направлен отряд гребенских казаков из 10 человек под командованием хорунжего Ивана Федорова. Капитан Гостотти предлагал выдать ингушам «несколько ружей и сабель», которыми они могли пользоваться «для своей обороны и в пользу службы нашей».

Имперская коллегия иностранных дел 12 июля 1770 года одобрила этот договор, и он обрел официальную силу. После чего раз за разом в случае возникновения каких-либо административных противоречий ингушские старшины напоминали имперским чиновникам: «Шли-де мы в подданстве ея императорского величества не из принуждения, но самопроизвольно, в коем и ныне состоим непоколебимо». 

 |