Кем он только не был за свою жизнь: начинающим, но популярным дагестанским карикатуристом, помощником командира санитарного батальона на Кавказском фронте, заведующим отделом искусств народного комиссариата просвещения Дагестана, студентом Баварской королевской Академии изобразительных искусств Мюнхена и участником престижнейшего «Мюнхенского товарищества художников», представителем турецкого Красного Креста и Полумесяца, спасавшим советских военнопленных из концлагерей Германии, и, наконец... потомком иранских царей Ахеменидов.

Манижал
У Исрафила Мусаева (Манижал), офицера лейб-гвардии, служившего в 1873-1877 годах в Санкт-Петербурге в СЕИВКе императора Александра II, вращавшегося в высших кругах российского сословного общества, было четверо сыновей. Род Мусаевых, по утверждению самого Халилбека, шел от иранца по происхождению, шейха и военачальника Манижала, который в середине VIII века прибыл в Дагестан (в селение Чох) во времена первой волны распространения ислама.
Халилбек долго хранил перстень с темно-вишневым камнем с выгравированной шахской короной, который якобы подтверждал знатное происхождение Манижалов (теперь он находится на хранении у внучатых племянников Х. Мусаева — братьев О. К. и М. К. Мусаевых). На могильном памятнике Исрафила Мусаева, умершего задолго до Октябрьской революции, никаких «шахских знаков» нет, что для дагестанцев, тщательно хранящих свою родословную, очень странно.

Возможно, знатное происхождение основателя династии является фантазией потомков Манижала. Тем не менее, сей факт сыграл большую роль в жизни Халилбека Мусаева, который нередко подписывал свои работы фамилией Маниж. Но об этом позже. До революции старшие братья Мусаевы успели получить прекрасное образование и вращались в высших аристократических кругах того времени.

Халилбек с детских лет проявил себя одаренной творческой натурой, мечтал стать художником. В 1910 году он приехал в Тифлис, являвшийся тогда признанным центром художественного образования всего Кавказа. В 1877 году здесь, в столице кавказского наместничества, усилиями известных русских художников Ильи Репина и Константина Маковского было открыто художественное училище. Оно, объединившись с музыкальным, получило название «Кавказское общество поощрения изящных искусств» (КОПИ).

При КОПИ работало училище живописи и ваяния, находившееся в ведении Императорской Академии художеств. В него и поступил 13-летний Халилбек. В этот период он находился под огромным влиянием преподавателя и бессменного (вплоть до 1930-х годов) директора Тифлисской художественной школы Оскара Шмерлинга, благодаря которому дагестанец неожиданно открыл в себе еще и дар карикатуриста.

Именно по рекомендации академиста Шмерлинга Мусаев выбрал для завершения художественного образования Баварскую Академию художеств в Мюнхене. Он обучался в ней с октября 1913 года. В зимнем семестре 1914-1915 годов с началом Первой мировой войны Халилбек Мусаев как российский подданный был интернирован и в течение суток покинул пределы Германии. С 1915 года он — на родине, в Дагестане.

Неизвестно, каким образом Мусаев, не являвшийся военнообязанным, оказался на Кавказском фронте, открытом Россией в 1916 году против Турции, союзницы Германии. В автобиографических заметках он напишет, что в качестве помощника командира санитарного батальона на Кавказском фронте, когда русские войска в ходе успешных операций продвинулись в глубь территории Турции, дошел до Эрзинджана.

Осенью 1917 года, когда политический кризис в России достиг апогея, фронт стал разваливаться, Халилбек через Тифлис вернулся с Кавказского театра военных действий, «надел черкеску и принадлежал только своей родине».
С конца 1917 года художник жил в Темир-Хан-Шуре, преподавал живопись в реальном училище, одновременно работал художником-оформителем в типографии М.-М. Мавраева.

С установлением советской власти в ноябре 1920 года в Темир-Хан-Шуре на Чрезвычайном съезде дагестанских народов была оглашена декларация правительства РСФСР о советской автономии Дагестана. В том же году по рекомендации одного из зачинателей лакской литературы Саида Габиева Мусаев был назначен на должность заведующего отделом искусств народного комиссариата просвещения Дагестана.

Однако политическая деятельность совсем не прельщала Халилбека, он страстно мечтал продолжить свой путь в искусстве.
В начале 1921 года Мусаев выехал в Тифлис. Там он сразу же окунулся в бурную художественную жизнь, в которой участвовали самые разнообразные группировки — и делавшие первые шаги национальные художественные объединения, и верное традициям салонного академизма «Кавказское общество поощрения изящных искусств», и объединение «Малый круг», включавшее избранных художников, ориентированных на традиции позднего «Мира искусств», и авангардисты, выступавшие под лозунгами футуризма.
В том же 1921 году Халилбек Мусаев наконец-то получил разрешение на продолжение образования в Германии и уже с летнего семестра числился студентом Академии изобразительных искусств Мюнхена. В это учебное заведение Халил-бека командировал Дагестанский Революционный комитет, то есть до определенного времени у сына царского офицера не было никаких разногласий с политикой молодого советского государства.

Мусаясул
В 1926 году молодой дагестанский художник блестяще завершил свое образование в Баварской королевской Академии изобразительных искусств.
После окончания Первой мировой войны и до взятия власти нацистами в 1933 году искусство, культура Германии несмотря на тяжелейший финансовый кризис, связанный с репарациями, переживали невиданный подъем. Художники получили возможность развивать новые направления в искусстве, экспериментировать с современными радикальными темами и формами выражения. Мюнхен тех лет являлся одним из признанных европейских центров современного искусства и его новых течений — авангардизма, импрессионизма, экспрессионизма, кубизма и дадаизма.

Перед Халилбеком Мусаевым открывались большие перспективы творческого и профессионального роста. Он обратился к правительству СССР с просьбой продлить его пребывание в Германии еще на два года для стажировки, но получил отказ. Мотивация неизвестна. Возможно, один из ответов заключен в письме тогдашнего наркома образования Дагестана Алибека Тахо-Годи, датированного 1924 годом: «...мы в повседневной жизни часто сталкиваемся с вопросами, составляющими содержание Вашей специальности, и поэтому всечасно ощущаем Ваше отсутствие... Любовь к родине должна бы в ближайшее время вылиться в конкретной форме возвращения в родные горы, которые тепло встретят Вас. Надеемся, что в самом скором времени Вы отзоветесь исполнением наших пожеланий, идущих навстречу, впрочем, собственному Вашему настроению, как это можно понять из Вашего письма».

При всей любви к родине Халилбек понимал, что в советском государстве у него не будет столько возможностей развивать свой талант, быть в авангарде искусства. И он сделал нелегкий выбор: решил остаться в Германии.
Этот выбор отныне представлял Мусаева в новом статусе: эмигрантом — в Германии, невозвращенцем — в СССР, что в конечном итоге трагически отразилось на его близких, оставшихся на родине. В частности, когда в 1938 году старший брат Халилбека Абдулкаир был арестован и расстрелян органами НКВД, в его приговоре в числе обвинений значилось: «. отец Исрапил Мусаев — царский офицер, братья Магомед и Халил — эмигранты.»
С 1927 года у Халилбека Мусаева возникла проблема приобретения гражданства. Международные нансеновские паспорта, которые российские эмигранты получали с 1920-х годов, на практике лишь подчеркивали бездомность их обладателей. Иметь нансеновский паспорт, как отмечал русский писатель и эмигрант Владимир Набоков, значило то же, что «быть преступником, отпущенным под честное слово, или незаконнорожденным».

Однако Мусаев благодаря своим личным связям и знакомству с Мохаммедом Реза Пехлеви, будущим шахом Ирана, получил иранское гражданство. В удостоверении, выданном мюнхенской академией в 1930 году, в графе гражданство была указана уже Персия. Как показали дальнейшие события, в нацистской Германии для статуса художника-иностранца персидское подданство оказалось более чем удачным.

Кстати пришлась и история с шахским родовым перстнем. В конце 1930-х предвоенных годов ирано-германские отношения стали развиваться весьма динамично: Персию наводнили немецкие советники и специалисты, укрепились политические, торговые и культурные связи, немецкая пропаганда твердила об арийском родстве персов и германцев.
В 1935 году резашах Пехлеви ввел для страны название «Иран», которое подчеркивало арийское происхождение ее жителей. Халилбек вновь обратился к истории своего рода и на основании знаков на доставшемся ему в наследство перстне принялся утверждать, что род Манижал (Мусаев) восходит к династии Ахеменидов, а дальше — к персидскому царю Дарию.

Факт родства Халилбека Мусаева с династией Ахеменидов до сих пор является предметом спора многих исследователей. Как бы там ни было, очень заманчиво возводить генеалогические корни к персидским царям, которые в древности создали огромную державу, простиравшуюся от Египта до Средней Азии и северовосточной Индии. Тем более, что такая «слава» помогала не только выживать в фашистской Германии, но и творить.

В 1934 году в Мюнхене был выстроен Дом германского искусства, в котором проходили ежегодные Большие германские художественные выставки. Халилбек Мусаев принимал участие в каждой из этих выставок на протяжении десяти лет.
Главной темой его творчества оставалась далекая родина, а не Персия с Ахеменидами. «Более 20 лет прошло с тех пор, как я вынужден был покинуть свою родину на Кавказе, — сетовал Мусаев в интервью журналу «Элеганте вельт» в 1943 году. — Все эти годы из-за коммунистического правления она оставалась для меня страной мечты, и я старался воссоздать в своих картинах ее людей и природу такими, какими они сохранились в моем сердце».

Мусаеff
Начавшаяся Вторая мировая война во многом изменила жизнь Халилбека Мусаева. Как очень точно выразилась исследователь его творчества Патимат Тахнаева: «Нацистский режим — антигуманный, расовый, бесчеловечный — ограничивал пространство для творческой самореализации художника. Он просто отложил палитру и спасал своих соотечественников. Как мог».

В это время Мусаев являлся представителем турецкого Красного Креста и Полумесяца. Как и многие эмигранты с Северного Кавказа, он постоянно выезжал в концлагеря и вызволял оттуда своих соотечественников. Устраивал их на работу, содействовал переезду в безопасные страны. В данном случае Халилбеку очень помогло американское гражданство его супруги Оливии Мелани Юлии фон Нагель, дочери генерал-майора Карла Фрейера фон Нагеля, командующего Баварским первым кавалерийским полком и камергера Баварского суда.
Только по окончании войны супруги Мусаевы решили покинуть Германию. «В конце войны, когда все успокоилось, мы решили, что я вернусь в Америку, а Халил последует за мной. В 1945 году я уехала в Нью-Йорк, в 1946 году приехал Халил», — писала Мелани.

В США Халилбек не переставал заниматься судьбами соотечественников. Бывшим военнопленным возвращение на советскую землю ничего хорошего не сулило, и обустраивать земляков на американской территории опять взялся художник Мусаев. Снова было не до творчества. «К сожалению, за отсутствием источников историко-архивного плана, нераскрытого личного архива художника короткий послевоенный или американский период Халилбека Мусаева очень сложно реконструировать и комментировать», — пишет Патимат Тахнаева.

Неизвестно, каких высот достиг бы его талант в мирное послевоенное время, потому что надорванное здоровье все чаще давало о себе знать. В 1948 году Халилбек Исрафилович умер. Могильный памятник художника украшает созданный им личный родовой знак Мусаевых: расположенные по солнцевороту головы барана, орла, лебедя.

P. S. Редакция выражает благодарность за предоставленные материалы исследователю творчества Халилбека Мусаева Патимат Тахнаевой.