Нападение Германии на Советский Союз в июне 1941 года разделило российскую эмиграцию на два лагеря. К первому примкнули те, кто видел в гитлеровской армии освободителя, дарующего надежду на возвращение на родную землю, ко второму—те, кто осознавал великое горе своих бывших соотечественников, погибающих под фашистской свастикой. Множество архивов по данной теме еще не разобрано, еще больше — засекречено, поэтому поднимать ее нужно с большой осторожностью. Но есть простые человеческие истории, поступки людей, говорящие, что родина, какая бы она ни была, останется родиной всегда.

Земляки
Родина — это не только березки, горы, родовые поместья и могилы предков. Родина — это в первую очередь люди, говорящие на том же языке, поющие те же песни, совершающие те же обряды, носящие ту же одежду.
Это давно утраченное русскими людьми понятие землячества, так бережно хранимое на Кавказе. Может, именно благодаря этому вросшему в менталитет понятию были спасены многие узники концлагерей, на помощь которым пришли земляки, давно проживающие вдали от общей родины.
От сотрудничества с фашистской Германией сразу же отказались двое из ведущих лидеров эмигрантов-северокавказцев. Это Саид-бек — внук имама Шамиля, имевший до Второй мировой войны резиденцию в Варшаве и издававший там журнал «Северный Кавказ» (главный редактор Барасби Байтуган), и Гайдар Баммат — издатель и редактор журнала «Кавказ» в Париже.

С началом войны с Советским Союзом, как пишет профессор Института военной истории (г. Фрайбург) Иоахим Хоффман, «представлять интересы северокавказцев взяла на себя Северокавказская национальная комиссия (в 1944 году названная «Национальным комитетом Северного Кавказа»), которая стремилась достичь признания независимости более гибкой политикой с немцами». В состав комиссии входили ее председатель Ахмед-Наби Магома (Дагестан), Алихан Кантемир (Осетия), бывшие офицеры Султан Келеч Гирей (Черкесия) и Улагай (Адыгея), Дайдаш Тукаев (Чечня), Албагачиев (Ингушетия), Муратханов (Дагестан), Байтуган (Осетия).
«В Северокавказскую национальную комиссию помимо аварца Мусайясула (Халилбека Мусае-ва), кабардинца Жакана, осетина Элегкоти входили еще некоторые лица», — дополняет И. Хоффман.

Как и другие эмигрантские организации, комиссия занималась главным образом политической проблематикой, а не военной. В частности, единственным спасением из ада концлагерей для советских военнопленных-северокавказцев стала активная деятельность северокавказской эмиграции — уполномоченных турецкого Красного Креста и Полумесяца, которые являлись представителями Северокавказской национальной комиссии. В.-Г. Джабагиев (в прошлом — член Горского правительства) в годы Второй мировой был уполномоченным турецкого Красного Креста и Полумесяца. Имея большой авторитет в эмиграции и пользуясь своим особым статусом, он специально ездил и искал по концлагерям северокавказцев.

Халилбек
Аварский художник Халилбек Мусаев (Мусаяссул) также являлся представителем турецкого Красного Креста и Полумесяца.
Советские военнопленные стали прибывать непосредственно в рейх в июле 1941 года. О первых попытках оказать им помощь Халилбек упоминает в своем «Мюнхенском дневнике» 4 августа: «Удалось передать несколько тысяч папирос через турецкого консула». К радости примешивается горечь: «Что такое несколько тысяч папирос, когда здесь их было чуть ли не 7-10 тысяч?»
Мусаев не случайно обращается за помощью в турецкое посольство: Турция во Второй мировой войне, хотя и объявила нейтралитет, фактически (вплоть до февраля 1945 года) выступала как верный союзник Германии. В посольстве художнику были бы и рады пойти навстречу, «но официальное отсутствие Красного Креста в России очень осложняет эту работу».

Всех военнопленных Советского Союза Германия вывела из-под защиты международного права по причине отсутствия подписи СССР под Женевской конвенцией 1929 года, и таким образом немцы не видели оснований предоставлять Красному Кресту право встретиться с советскими военнопленными вплоть до конца войны.
Заметим, что Международный комитет Красного Креста смог развернуть свою программу помощи в концлагерях на территории Германии лишь со второй половины 1942 года. Тогда же Халилбек пишет в своем дневнике: «Утром должны мы ехать к пленным. По дороге встречали уже тысячи оборванных, голодных людей... сплошной стон стоял над этим лагерем. Между ними было много дагестанцев, чеченцев. Кавказцы рассказывали мне: тысячами наших убивают... Все, что мне рассказали эти несчастные люди, я не могу записать. Это позор человечества, и если это должно торжествовать, то лучше пусть я умру».
На протяжении всего периода войны Мусаев буквально вытаскивал из концлагерей своих земляков. Понимая, что на родине бывших военнопленных не ожидает ничего хорошего, помогал устроиться в Европе, найти работу. Вот что вспоминает жена художника Мелани:
«...И, наконец, война начала подходить к концу. Открылись ворота лагерей. Из рабочих и концентрационных лагерей длинными вереницами выходили люди. Мы пытались сделать все, что от нас зависело. Однако деревня не справлялась с наплывом людей.

Война завершалась, Мюнхен был разрушен, к нам приближалась американская армия, несущая с собой облегчение и освобождение. По просьбе жителей деревни мы с Халилом обратились за помощью в ближайший американский гарнизон. Они прислали нам помощь.
Начиная с этого момента, мы находились в связи с различными американскими гарнизонами в Мюнхене и в деревнях. Они всегда оказывали нам необходимую помощь. Я познакомилась с сотрудниками ООН, оказывающими помощь лагерям с так называемыми «перемещенными лицами», куда нас часто приглашали... »
В 1946 году супруги Мусаевы переезжают в США (Мелани была американской гражданкой). Жить художнику осталось совсем немного, но и это время отмечено его благотворительной деятельностью. В основном она заключалась в передаче списков (по 30-90 человек) интернированных в Германии кавказцев, ищущих возможность обустроиться за ее пределами, состоятельным лицам (обычно землякам) в США.

Один из адресатов Халилбека Мусаясул из Германии откровенно писал: «Я думаю, что вы не оставите их в покое, обязав каждого из них какими угодно путями вытащить нашу эмиграцию к себе за океан». Сделать это было чрезвычайно сложно, потому что для переезда в США интернированным гражданам необходимо было получить специальный контракт-аффидевит на работу. Тем не менее, благодаря стараниям Мусаева многие из бывших пленных кавказцев стали американцами.

Ирэн
Если благотворительность Халилбека Мусаева распространялась, в основном, на земляков-кавказцев, то деятельность графини Ирэн де Люар стала ярким примером того, как нужно просто любить далекую родину. Какие бы имена ни принимала эта блестящая красивейшая женщина своего времени — Гали Баженова, Лейла де Люар, она всегда оставалась черкешенкой.
Эльмесхан Хагундокова происходила из семьи кабардино-черкесских дворян. Революция вынудила белого генерала Хагундокова эмигрировать вместе с семьей. К тому времени Эльмесхан уже окончила Смольный институт благородных девиц. Успела во время Первой мировой войны поработать сестрой милосердия в госпитале, где и познакомилась со своим будущим мужем Николаем Баженовым.
У них родился сын. Николай Баженов во время Гражданской войны в бою с красными был тяжело ранен в голову и рано скончался.

Семья Эльмесхан после нескольких лет пребывания в Китае и США попала в Париж в 1922 году. В 1923-м русская красавица Баженова, как называли ее парижские журналы мод, становится любимицей светского общества. Она работает у Шанель, ее лицо украшает обложки самых популярных изданий — «Фемины» и «Вога».
В 1928 году Гали Баженова открыла свой собственный дом моды «Эльмис». В 1934-м она выходит замуж за графа Станислава де Люара, принимает католичество и меняет имя на Ирэн.
С началом Второй мировой в судьбе графини Ирэн де Люар случился неожиданный поворот. Конечно, дочь бывшего царского генерала не принимала диктатуру пролетариата, с неприязнью относилась к большевикам. Но еще больше она отрицала фашизм во всех его проявлениях.

Поэтому де Люар вступила в ряды французского Сопротивления и создала хирургическое отделение передвижного госпиталя для тяжелораненых. Свой первый передвижной лагерь для раненых она организовала в Испании. Потом 40 оборудованных машин, в которых работали врачи, хирурги и медсестры, колесили по Франции.
В 1943 году Ирэн стала крестной матерью Первого Иностранного полка кавалерии. Вместе с американской армией она принимала участие в освобождении Италии и получила орден Почетного легиона из рук президента Франции генерала де Голля.
Говорят, несмотря на жесткий характер графиня де Люар всегда оставалась воплощением женственности. Медсестрам, работавшим в госпиталях, она никогда не разрешала надевать брюки, чтобы те даже на войне не забывали, что они женщины.

После войны Ирэн развернула в Северной Африке госпитали, которые боролись со вспышками тифа и холеры, а после смерти сына, служившего в американской армии, уехала в Алжир и организовала там дома для бедняков — «Центры Люар». Это были места отдыха, предназначавшиеся для воевавшей молодежи, которая могла бы на некоторое время забыть об ужасах войны.
Командор ордена Почетного легиона, кавалер ордена «За заслуги», крестная мать 1-го кавалерийского полка Иностранного легиона Лейла де Люар умерла в 1985 году в возрасте 87 лет. Торжественная панихида и отпевание прошли в церкви св. Людовика в Инвалидах. Заметим, что с женщинами в этой церкви для военных не прощаются...
У потомков Ирэн хранятся ее награды — Крест войны 1939-1945 годов, Крест великого мужества, Золотой крест Польской армии, Алая медаль Парижа, медали за Тунисскую и Итальянскую кампании.