«Бегут от войны буквально в одних тапочках», — эта фраза принадлежит одному из героев публикации. Бегут, куда глаза глядят, куда пустят, лишь бы подальше от взрывов и постоянного страха. Бегут в одиночку, целыми семьями, целыми селами. Из войны — в мир. Но согласен ли мир принять бегущих из военного ада? На этот вопрос у народа и правительства различные ответы... Северный Кавказ всегда славился гостеприимством, готовностью помочь страдающим. Здесь живут люди с великодушными сердцами, помнящие заветы предков, среди которых — помоги своему соотечественнику. И пока государство оценивает собственные возможности и потребности, одни бегут, а другие помогают. Бегство из войны превращается в возвращение на родину.

Безымянное интервью № 1
«Послушайте, почему вы мне задаете такие вопросы? Я не буду вам ничего говорить, тем более по телефону!» — возмущается один из сирийских беженцев — челюстной хирург с 18-летним стажем, живущий в данный момент в Краснодаре.

Его рекомендовали мне как человека, который согласен общаться с журналистами. И поэтому подобная реакция на простейшие вопросы: «Давно вы в России? Из какого города приехали?» меня чрезвычайно удивляет. Пытаюсь убедить, что именно его мнение для меня очень важно, что его рассказ может показать объективную картину положения сирийских беженцев в России... «Так вы еще это и печатать будете? Знал бы, сразу бы отказался с вами говорить!» — мужчина на том конце провода категоричен. Но потом его словно прорывает: «Сирия была прекрасная страна, ее полностью разбомбили. Мировые экстремисты устроили в этой стране разборку, а мы — простые люди — вынуждены искать мирное небо над головой. Я адыгеец, у меня российское гражданство, поэтому с семьей бежал на историческую родину. Я люблю Россию и уважаю ее как великую державу, доверяю российскому президенту. Когда решился на этот шаг, Европа беженцев еще не принимала, и многим просто некуда было ехать. А мне было куда. Конечно, нелегко было. В Сирии я был высококлассным специалистом, участвовал в научных конференциях, читал лекции в Швейцарии, преподавал. Здесь пришлось все это подтверждать, чтобы заниматься любимым делом. Наверное, в Европе мне было бы легче начинать все сначала, но я решил остаться в России. Я рад тому, что есть люди, которые стараются мне помочь. Я открываю в Краснодаре свой бизнес и надеюсь, что все у меня получится. Только очень прошу вас, не называйте мое имя... »

О закрытости сирийских беженцев меня предупреждали. О том, что неохотно дают интервью даже те черкесы, которые приехали к нам из Косово еще во время войны в Югославии и живут уже много лет в селе Мафэхабль Майкопского района Адыгеи, мне тоже говорили. Но старожилы прячутся от журналистов по вполне понятной причине. Они очень обижаются, когда их называют репатриантами: «Сколько лет мы здесь уже живем, а нас все приезжими считают!» А чего боятся вновь прибывшие?

«Вы правильно заметили, эти люди очень закрытые. Тот режим, который они покинули, оставил следы в их психологии. Они не понимают, что журналисты как представители демократии могут во многом им помочь, — объясняет руководитель майкопского Дома адаптации репатриантов Адам Хакуз. — Я не раз бывал в Сирии — там совершенно не демократическая система. У нас свободы больше, но и несогласованностей всяких тоже больше. Не всех, привыкших жить в другой государственной системе, это устраивает. Они боятся раскрыться, сказать лишнее».

Кавказские сирийцы
На Северном Кавказе уже живут черкесы, бывшие иностранцы. Еще в период югославской войны правительство России приняло косовских черкесов, организовав для них перевозку и место для проживания — село Мафэхабль. Однако сейчас совсем другая ситуация. «В Косово проживало всего 42 семьи черкесов, а на территории Сирии их около 150 тыс. человек, — вводит в курс дела руководитель общественной организации «Адыгэ Хасэ» Краснодарского края Аскер Сохта. — Война идет с 2011 года, и еще тогда незначительная часть черкесов Сирии обратилась к правительству РФ с просьбой оказать содействие в переселении на родину предков. За четыре года военных действий все черкесские селения разрушены, захвачены и оккупированы. Большая часть сирийских черкесов с оружием в руках защищают свою страну. Многие, оказавшись в зоне военных действий, на оккупированных территориях, бежали, куда могли: в Турцию, Ливан, Иорданию, оттуда — в Европу. В зависимости от этнического состава беженцев выбиралась страна для переселения: армяне едут в Армению, курды — в Турцию, русские возвращаются в Россию, черкесы — тоже в Россию, на Северный Кавказ: в Адыгею, Кабардино-Балкарию и Карачаево-Черкесию. Это регион проживания адыгов, здесь есть исторические связи, правительства республик помогают им, и, наконец, здесь есть опыт приема репатриантов. Сейчас в Адыгее проживают более 700 человек, в КБР — более 1000, в КЧР — 36. В российском потоке беженцев очень много женщин и детей (чьи мужья и родители находятся еще в Сирии, многие в действующей армии), студентов. У них немало проблем, которые нам приходится решать».

Первая проблема — трудоустройство. Черкесы из Сирии — это, в основном, научная и творческая интеллигенция, государственная бюрократия, военные пенсионеры. Все с высшим образованием, знающие многие языки. Но для того чтобы работать в России в привычной им области, нужно знать русский язык, подтвердить свои дипломы. Поэтому поначалу все вынуждены трудиться в народном хозяйстве, на строительных площадках, в аграрном комплексе... К примеру, руководитель химической лаборатории университета Алеппо два года учил русский, чтобы сейчас преподавать в Кубанском технологическом университете. Многие заняты по специальности благодаря тому, что когда-то учились в нашей стране.

«Понятно, что в современных условиях в России нет возможности содержать этих людей, выплачивать им пособия наравне со странами Европы, — констатирует Аскер Сохта. — Мы можем предложить только работу. На наше счастье беженцы это понимают. Прибывшие в Тахтамукайский район Адыгеи мужчины (профессора, бизнесмены, преподаватели, музыканты, журналисты) не встали в позу, а дружно пошли трудиться туда, где на тот момент нужны были рабочие руки: ремонтировать муниципальный садик. В следующий месяц их бросили на другой объект. И только на третий месяц они начали искать занятие по специальности. Женщины в Сирии практически не работали (такой образ жизни), а в России — стали. У нас есть швейный цех, в который набраны именно беженки из Сирии».

Вторая проблема — крыша над головой. В Турции для беженцев (их там около 2 млн человек) организованы специальные лагеря с прекрасными условиями. В России найдено другое решение — для сирийских черкесов строят дома, средства на которые собирают бизнесмены, госчиновники, простые граждане. К сегодняшнему дню в Кабардино-Балкарии куплено порядка 80 домов, в Адыгее — около 30, в Карачаево-Черкесии вопрос закрыт на 100%.

Третья проблема — правовая. «В нашей стране условия для сирийских беженцев созданы общественностью, народом, — комментирует руководитель «Адыгэ Хасэ». — Конечно, и государство делает немало: все дети учатся в школах и ходят в детские сады, желающие получить образование бесплатно обучаются в вузах, техникумах, колледжах. Организовано бесплатное медицинское обслуживание...

Но с точки зрения правовой поддержки российская госмашина очень консервативна. У беженца существует много препятствий к тому, чтобы стать гражданином РФ: сначала нужно получить возможность временного убежища, потом — разрешение на временное проживание, затем — вид на жительство, далее — прожить в стране еще пять лет. Люди ходят в миграционную службу, как на работу. Когда переселяли черкесов из Югославии, российские самолеты МЧС справились с задачей за неделю. Беженцам из Украины документы оформляют в течение трех дней. А мы с 2011 года просим правительство РФ принять в отношении соотечественников из Сирии такое же постановление... »

Безымянное интервью № 2
Насколько закрыта тема о сирийских беженцах, я опять убеждаюсь в разговоре с известной журналисткой федерального издания. Человек, который непосредственно занимался этим вопросом, побывал и в Турции, и в Кабардино-Балкарии, общался с сирийскими черкесами воочию, не по телефону, также попросил меня не указывать имени.

— Насколько я могу судить, во всех ведомствах (а их много), занимающихся беженцами из Сирии, нет единого мнения относительно их судьбы — ни отрицательного, ни одобряющего. Они просто выполняют те распоряжения, которые отдает Москва. Из моего опыта общения с самими беженцами в Нальчике (там их около 1800 человек) могу сказать, что прием этих людей был чисто волевым решением тогдашнего президента КБР Арсена Канокова: он организовал бизнесменов оказывать им содействие. Но даже руководитель с такими полномочиями не смог помочь переселенцам в оформлении документов. Документы забрали, и стали рассылать запросы в Дамаск. Бумаги, как говорится, «шли пешком».

Возможно, сказывается нежелание изменять религиозно-этнический процент, который сложился на той или иной территории. Притом, что госорганы не всегда хорошо знают, кто такие адыги, кто такие черкесы, чем они отличаются от сирийцев, насколько они религиозны. Видят женщин в хиджабах и сразу думают: «Ага, фундаменталисты». В Сирии несмотря на все перипетии народ очень свободолюбивый, жутко деятельный и дико работящий. Им в принципе ничего не нужно от государства и меценатов. У каждой семьи есть человек, который уже знает, как наладить то или иное дело, как зарабатывать деньги.
Если бы русским людям в какой-нибудь глубинке дали возможность свободно принимать этих беженцев, все бы давно уже само распределилось ко всеобщему удовольствию. Ведь сколько у нас брошенных деревень! Не все сирийские черкесы намерены ехать именно на историческую родину, землю своих предков мухаджиров. Есть люди, особенно свободных профессий, которые готовы обустроиться в другой местности.

В КЧР и КБР проживают сирийцы, прибывшие в Россию еще в 1960-е годы, когда на короткое время были открыты границы. Многие занимали довольно высокое положение — были председателями богатых колхозов и совхозов. Эти люди в силу своего трудолюбия могут поднять экономику наших депрессивных регионов.

В современном мире наблюдается такая тенденция: развитые страны приглашают к себе мигрантов. США, Германия, Норвегия, Швеция, Дания заявили, что примут и уже принимают беженцев из Сирии. А Россия, занимающая в данном конфликте активную позицию, устраняется. Между тем, у нашей страны был бы потрясающий козырь, если бы она начала открыто приглашать граждан из Сирии — ведь там только адыгов около 160 тыс. человек!

Желания и возможности
«Я думаю, в Европе нашим соотечественникам легче не будет, — размышляет бывший косовский черкес, ныне глава администрации селения Мафэхабль Мухамед Хасани. — Нельзя рассматривать Россию как временное пристанище. Даже если боевые действия в Сирии закончатся, все равно будет еще внутренняя война, и возвращаться туда окажется небезопасно. Если уж приехал в Россию, живи в ней: места и работы хватает. Все, кто прибыл в Мафэхабль, осели здесь. Только три семьи уехали обратно в Югославию, и то потому, что там остались родственники. Мы уже россияне, самые настоящие, с российским гражданством, с теми же проблемами и радостями». У миграционной службы несколько иная точка зрения. «Россия готова к приему беженцев из Сирии и Ливии, если они не нарушают законодательство. С начала нынешнего года через Россию в Европу проследовали 182 сирийца. Заявления тех, кто обращается с просьбой остаться здесь, рассматриваются. Этим людям, безусловно, будет оказана помощь. Но нужно отметить, что для выходцев из Сирии исторически больше приемлемы страны Европы, а не Российская Федерация», — высказался руководитель ФМС РФ Константин Ромодановский.

Из истории вопроса
Адыгейцы (самоназвание — адыгэ) — коренное население Адыгеи. Так же, как и кабардинцы, и черкесы, являются потомками автохтонного населения Северо-Западного Кавказа. После территориального обособления в XIII-XIV вв. кабардинцев этнические процессы среди остального населения привели к формированию современных адыгейцев.
Социальное развитие адыгейцев в средние века протекало неравномерно. Шапсугам, натухайцам и абадзехам удалось ограничить права дворянства, они управлялись выборными старшинами. Так называемые аристократические племена — бжедуги, темиргоевцы, хатукаевцы — управлялись князьями.
С 1820-х годов правительство России начало планомерное завоевание Адыгеи. Подъем освободительного движения в годы Кавказской войны стимулировал исламизацию адыгейцев и процесс их внутренней самоорганизации.
Последние очаги сопротивления адыгейцев были подавлены в 1864 году. Несколько сотен тысяч адыгейцев в 1860-е годы были депортированы и рассеялись по странам Ближнего Востока, меньшая часть переселилась в равнинные районы.
Махаджирство (мухаджирство) — массовое и целенаправленное переселение мусульман в мусульманскую страну из немусульманских стран, где мусульмане являются меньшинством, или чаще всего им становятся в результате военных действий и не желают мириться с положением религиозного меньшинства.
Кавказские мухаджиры — мусульмане Кавказа, в XIX веке бежавшие в Османскую империю под натиском российских войск в результате серии поражений Турции, на стороне которой они выступали в ряде войн, а также в результате Кавказской войны.

Справка
По данным ФМС РФ на 14 октября 2015 года, из Сирии за статусом беженца обратились 174 человека, за получением временного убежища — 514 человек. На данный момент статус беженца не предоставлен никому, временное убежище предоставлено 333 гражданам. На учете в статусе беженца состоят три человека, как получившие временное убежище — 1585 человек.

В Адыгею соотечественники из Сирии стали прибывать с мая 2012 года. Пик пришелся на вторую половину 2012-го и 2013 год. По данным Центра адаптации репатриантов в Адыгее, с начала военных действий в Сирии в республике находятся более 145 семей в составе более 700 человек.

С января 2015 года в Адыгею прибыли еще 12 семей в количестве 50 человек. В целом же в республике сегодня проживает 1,6 тыс. этнических адыгов, вернувшихся на историческую родину из Турции, Сирии, Иордании, Израиля, Европы. В Кабардино-Балкарии проживают почти 850 выходцев из Сирии, имеющих вид на жительство или разрешение на временное проживание. Еще более 40 человек получили в последние годы российское гражданство.

Около 200 сирийцев обучаются в вузах КБР, более 170 детей учатся в школах и ходят в детские сады республики. По национальному составу это в большинстве своем этнические черкесы, покинувшие историческую родину в результате Кавказской войны.

Комментарий
Гаджимет Сафаралиев, председатель Комитета по делам национальностей Государственной думы РФ:
— Если мы говорим о людях, которые вынуждены бежать от войны, спасая свои жизни и жизни близких, то вне зависимости от гражданства и этнической принадлежности они вправе просить на территории Российской Федерации убежища.
В нашей стране, как и во всем мире, действует соответствующее законодательство, предусматривающее порядок действий при оформлении статуса беженца или лица, обратившегося за временным убежищем. В случае получения такого статуса беженцы имеют право вести трудовую деятельность на территории России без оформления разрешительных документов — таких, которые необходимы для трудовых мигрантов.

Сегодня процедура оформления статуса беженца или лица, нуждающегося во временном убежище, отлажена. О том, чтобы отправлять людей за подтверждающими справками, не может идти и речи. Таким гражданам при себе достаточно иметь паспорт. Если возникает необходимость в расселении прибывающих людей в других регионах России, то органы ФМС и субъекты РФ подойдут к ним, уверен, со всей ответственностью. Тем более, что у нас имеется опыт приема беженцев с территории юго-востока Украины.

Что касается доставки сирийских беженцев за счет государства, то такая работа уже проводится бортами МЧС России: они везут гуманитарную помощь, а возвращаются с гражданским населением, теми людьми, которые изъявили желание покинуть зону вооруженного конфликта.